Красно-белая иллюзия. Писатель Юрий Зобнин о Гумилеве и русской революции
В серии научно-популярных книг «Человек-загадка» вышла биография поэта Николая Гумилёва. Автор – литературовед Юрий Зобнин – рассказал в интервью SPB.AIF.RU о мифах вокруг Гумилёва, важности массовой литературы и восприятии Великой русской революции.
Книга «Николай Гумилёв. Расстрелянный певец Серебряного века» появилась в киосках метрополитена Москвы и Петербурга на этой неделе. Биография великого поэта вышла в серии изданий «АиФ» под названием «Человек-загадка», в рамках которой жители двух столиц уже познакомились с историями знаменитостей из разных эпох – от Леонардо да Винчи и короля Артура до Мэрилин Монро и Николая Рериха.
Расширенная версия «Расстрелянного певца» (почти втрое больше) планируется к выходу в легендарной серии «ЖЗЛ», однако автор – один из первых в стране биографов Гумилёва Юрий Зобнин – уверен, что именно «народное» издание для пассажиров подземки можно считать настоящим литературоведческим успехом и важным шагом к тому, чтобы вся страна по-новому взглянула на свою историю. В интервью с SPB.AIF.RU писатель рассказал о развенчанных в книге мифах вокруг имени Гумилёва, о важности научно-популярной литературы и о том, почему нельзя делить участников революционной борьбы на «красных» и «белых».
Любовь Лесникова, SPB.AIF.RU: — Имя Гумилёва несколько странно смотрится в серии «Человек-загадка». Во-первых, ни у кого он не ассоциируется с мистикой. А во-вторых, о нем столько написано, что и нового вроде бы не скажешь.
Юрий Зобнин: — Не знаю, как с мистикой (об этом можно спорить), но с загадками нашей истории Гумилёв связан очень тесно, прежде всего, с той грандиозной загадкой, которую именуют ныне Великой русской революцией. В книге — речь о ней, в первую очередь.
Основное внимание там уделяется трем последним годам жизни Гумилёва, когда он был одним из ярких участников событий в «Северной Коммуне», как именовался Петроград и примыкающие к нему территории в 1918-1921 годах. Ведь Гумилёв, пожалуй, самый политически активный из русских поэтов той поры, с ним может конкурировать тут только Есенин. И оба они погибли в жестоких общественных схватках этого фантастического времени.
— В эпоху Серебряного века жили и творили десятки поэтов, если не равные по дарованию Гумилёву, то близкие к нему. А сегодня спроси прохожего – назовет Ахматову, Гумилёва, Цветаеву да может еще Мандельштама. Почему сегодня мало вспоминают Георгия Иванова, например? Или Вячеслава Ходасевича?
— Это — естественный процесс выявления читательских приоритетов, своих в каждую историческую эпоху. Сейчас — время больших перемен, опасностей, больших идей и необратимых решений. А Гумилёв так и писал: «Когда вокруг свищут пули, Когда волны ломают борта, Я учу их как не бояться, Не бояться и делать, что надо!» Вот наступит время более уютное, камерное — и Гумилёв вместе с Ахматовой, Пушкиным и Лермонтовым тогда отдалятся, будут более «школьными» поэтами, а на первый план выйдут изощренные интеллектуалы-лирики, индивидуалисты. Но пока до этого еще далеко. Хотя я такое время — советский «застой» — помню. Правда, тогда Гумилёв был просто наглухо запрещен как «контрреволюционер».
— Если посмотреть на полки книжных магазинов в разделе «Литературоведение», то видно, что их делят мемуары литераторов и скандальные книги пресловутой «Анти-Ахматовой». Почему так?
— Во все времена рядовому обывателю любезна сплетня, тем более — скандального характера. Вспомним Пушкина: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок — не так, как вы — иначе...». Что касается конкретно сочинения Катаевой «Анти-Ахматовой» — самое печальное в этой книге, что она «анти-научна».
Кстати, самым трудным в работе над биографией «Гумилёва для народа» было сочетание беллетристической формы и фактологической точности. К счастью, мне пришлось много работать с научными источниками жизнеописания поэта, редактировать знаменитые «Труды и дни Н. С. Гумилёва» Павла Лукницкого в издании Академии Наук. Ну а как получилось в итоге — судить читателям.
— В вашей книге жизнь Гумилёва показана сквозь призму великих и трагических событий, свидетелем и участником которых ему пришлось стать. Не боитесь, что читателю исторические отсылки покажутся отвлечением от основной темы – биографии поэта?
— Говоря об общественной деятельности Гумилёва, о его «политике», я старался выявить, сделать наглядной всю сложность революционных событий, которые до сих пор большинство читателей, прослушавших школьные курсы истории, привыкли рассматривать как схватку «красных» и «белых». На самом деле, Великая русская революция, которая началась в феврале 1917 года как разрушительный для России политический «проект» английских политиканов и отечественных либерал-предателей вроде Гучкова, приобрела потом совершенно неожиданный для ее первоначальных «архитекторов» характер. Это ведь была первая в истории «цветная революция», призванная не допустить усиления победоносной Империи после завершения Мировой войны.
В октябре 1917 года власть внезапно захватили «красные империалисты» — большевики, вроде Ленина и Троцкого. Уже в 1919 году, еще до подписания (без России и без учета ее интересов, как и было изначально задумано) Версальского мира, на руинах разгромленной, униженной России вдруг чудесным образом возникает мощная твердыня ленинского Мирового (III) Интернационала, которая заявляет о желании распространиться на все страны Европы. Появляется Красная Армия Льва Троцкого, которая весной этого же года рвалась навстречу интернационалистам в Баварии, Венгрии, Словакии.
Председатель Северной Коммуны Григорий Зиновьев на вторую годовщину Октябрьского переворота сказал в Смольном речь, где пообещал, что «знамена Коммуны» в ближайшее время будут развеваться над Берлином, Парижем и Римом. «Возможно, правда, — добавлял он, — что английский капитал просуществует несколько лет рядом с социалистическим режимом в других странах Европы. Но с того момента, когда победа социализма в России, Австрии, Германии, Франции и Италии станет фактом, с того момента английский капитализм будет доживать последние месяцы своей собачьей старости».
А Гумилёв сам называл себя «империалистом, традиционалистом и панславистом», он воспринимал поражение России в Мировой войне как личную трагедию и мечтал о реванше. Разумеется, его отношение к большевикам, к Ленину, Троцкому, Зиновьеву, к его возлюбленной Ларисе Рейснер, ставшей «красной валькирией» — равно как и ко всему происходящему и в Северной Коммуне и в РСФСР, было сложным и, как сейчас любят говорить, «неоднозначным». Во всяком случае, в недавно опубликованных мемуарах философа Аарона Штейнберга зафиксированы слова Гумилёва о том, что он верит в «красный бонапартизм» и мечтает о реставрации Империи во главе с новым Бонапартом — красным маршалом Михаилом Тухачевским...
Вообще, когда я описывал эту «Северную Коммуну», стараясь ничего не скрывать — со всем ее ужасом, голодом, холодом, террором — я часто ловил себя на мысли, что не знаю в российской истории ничего более страшного и... прекрасного. Тут, в Петрограде, Россия мучительно и трудно — сохраняла себя. «Это было время титанов — мы карлики в сравнение с ними!»
— Расширенная версия книги должна выйти в ЖЗЛ. Чем эти два издания различаются и различаются ли читатели, которым книги адресованы?
— По сути, «Расстрелянный певец» — это лишь третья, заключительная часть той работы, которую готовятся выпустить в серии «ЖЗЛ». Как литератору мне, наверное, должно быть более лестно видеть свой труд изданным в солидной, серьезной серии, нежели в серии, предназначенной для газетных киосков в метро. Но как популяризатор науки я уверен, что именно «народное» издание биографии Гумилёва способно по-настоящему всколыхнуть общественное сознание, изменить точку зрения на важные события в российской истории и развенчать наконец некоторые мифы вокруг личности самого Гумилёва.
«ЖЗЛ» — прекрасная серия, но покупают эти книги единицы. Там будет больше комментариев, будет библиография, огромное количество исторических отступлений, более научный язык – словом, для восприятия «полная версия» биографии Гумилёва будет куда тяжелее. Но не исключаю, что те, кто познакомится с «Северной Коммуной», захотят углубить свои познания и обратятся к более сложному источнику.
С точки зрения задумки, воплощения и востребованности вся серия «Человек-загадка», безусловно, состоялась. И весьма успешно. Я знакомился с работами коллег и остался очень доволен портретами да Винчи, Ришелье, Плевицкой, короля Артура. Особенно отрадно то, что в подземке (по крайней мере, петербургской) книги этой серии конкурируют с дамскими романами и детективами.
— В вашей книге есть большой пассаж про планы Горького по «окультуриванию» населения путем «Всемирной литературы». Как по-вашему, сегодня его дело продолжается?
— Я очень рад, что от научных изданий мне удалось перейти к популярным формам разговора о Гумилёве. Я уверен, что сейчас перед историками «Серебряного века», два десятилетия собиравшего закрытые и неизвестные в советский период материалы, наступило время «разбрасывать камни». Иначе все наши усилия окажутся бесполезными. Писатели «Серебряного века» должны «заработать» в массовой российской культуре наших дней. И своими книгами, и своим личным примером.
Владимир Высоцкий писал: «Наши мертвые нас не оставят в беде, Наши павшие — как часовые». Всему народу российскому сейчас тревожно, сейчас трудно. Поэтому нужна массовая «культурная экспансия», нужны стихи, нужны возвышенные человеческие образы... Ведь это — прямое продолжение того, что делали Горький и Гумилёв в катастрофах и потрясениях Северной Коммуны...