Содержание

Translations

Šel jsem roztržitě po ulici
a vtom do uší mi zazněla
loutna, křik vran, hromy rachotící ‒
zrovna přede mnou se tramvaj vznášela.

Jak jsem ocitl se na stupátku,
bylo pro mne víc než záhadné,
žhavá čára rachotu a zmatku
vzduchem táhla se i v jasu dne.

Letěla jak mračno bouří hnané
do bezčasí, z nějž děs zafičí...
Okamžitě zastavte mi, pane,
ach zastavte, pane řidiči.

Pozdě. V letu minuli jsme stěnu,
houští palem, souostroví střech
a přes Něvu, Bílý Nil a Seinu
prudce zahřmotili po mostech.

Náhle ke mně přes okenní rámy
upřel pohled, tvrdý, nehnutý,
starý žebrák ‒ ovšemže ten samý,
který loni zemřel v Bejrútu.

Kde jsem? V odpověď mi do stěn ucha
nepokojně srdce naráží:
koupit lístek do Indie Ducha
můžeš si na tomhle nádraží.

Firma... Krví nasycené bukvy
hlásí ZELINÁŘSTVÍ ‒ na plátě
místo zelných hlávek však a brukví
vidím ležet hlavy uťaté.

I mou hlavu nabízí ten s tváří
jak vemeno a v rudé rubašce ‒ kat,
na samém dně pod druhými září
v slizkém koši, jejž tu vidím stát.

Kus dál plot a jako malovaný
domek s třemi okny, tuším čí...
Okamžitě zastavte mi, pane,
ach zastavte, pane řidiči.

Mášenko, jíž zpívat, žít se chtělo,
koberec tkát ke cti manžela,
kde je teď tvůj krásný hlas a tělo,
nebo už jsi dávno umřela?

Slyším naříkat tě ve světnici,
z které s copem napudrovaným
odešel jsem vzdát hold panovnici
a už nevrátil se k nohám tvým.

Naše svoboda je, jak vím nyní,
pouze světlo letící nám vstříc,
tísníme se ‒ i lidé, i stíny
u vchodu do zoa oběžnic.

Náhle vítr sladce vibrující
a známý most k očím míří mi,
jezdec s dlaní v měďné rukavici
na koni, jenž hrabe předními.

Jak zhmotnělá bašta pravoslaví
Izákův chrám tyčí se, to v něm
prosebnou mši za Mášino zdraví
sloužit dám, a sobě rekviem.

Srdce buší ponuře jak kdysi,
tíží dýchat, bolí životem se brát...
Mášenko, věř, nikdy nepomyslel bych si,
že je možné takhle trpce milovat.

Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Заблудившийся трамвай» на Чешский язык.

Заблудившийся трамвай

Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.

Где я? Так томно и так тревожно
Сердце мое стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?

Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят — зеленная, — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.

В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.

А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!

Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла!

Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.

Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.