Содержание

Translations

I was walking an unfamiliar track,
Suddenly startled by the cawing of crows,
The strings of a lute and a loud thunderclap.
Then a tram in flight from nowhere arose.

How I managed to get on board
Was nothing short of a miracle.
It left a fiery path as it soared
High into the dawn sky — clearly visible.

It raced along as if on wings.
It lost all sense of reality.
Driver, stop this ridiculous thing,
Before we confront our mortality.

Too late. We’ve gone more than a mile
Through groves of every kind of tree,
Across the rivers Neva, Seine and Nile,
Rouring along bridges over the three.

Flashing by the window frame
A pauper casts an inquisitive leer.
Could he be the very same
Who died in Beirut last year?

Wondering where I exited the storm,
I face a magical looking station.
This must be where I find the platform
That will take me to an India sensation.

A billboard advertises vegies and fruit,
Written in blood-painted letters of red.
But instead of selling cabbages and jute,
It trades in the heads of the dead.

In a red shirt with a horrid face,
The executioner cuts off my head.
It lies with all the others in place,
Cast aside carelessly into a greasy shed.

I see a house with fenced-in clover,
For me it’s such a familiar site,
Driver, you must pull over,
This is where I have to alight.

Mashenka, your house still rings with song,
You wove a carpet here on which we wed.
But where have you now gone?
Could it be that you are already dead?

You sat and wept in your room.
I was fawning with royals seeking fame,
Decked out in my finest costume.
I never did see you again.

I now understand it was our fate
That lives for us were under a curse.
We were mere shadows at an entrance gate
To be lost in an imaginary universe.

Suddenly across the bridge a familiar breeze
Brings a horseman, gauntlets clear to see,
With rising hooves — all caught in a frieze,
He seems to be heading straight for me.

St Isaac’s, as the keeper of Orthodox faith,
Rises in glory to the heavens on high.
It’s there I’ll pray to keep Mashenka safe
And where I’ll be laid when I die.

Forever my heart bleeds in gloom,
It’s painful for me to be alive,
I never thought there would be room
For love and grief to exist side by side.

Перевод стихотворения Николая Гумилёва «Заблудившийся трамвай» на английский язык.

Заблудившийся трамвай

Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.

Где я? Так томно и так тревожно
Сердце мое стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?

Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят — зеленная, — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.

В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.

А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!

Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла!

Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.

Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.